Я смотрела на две полоски на тесте на беременность и понимала, что залетела. Потом был еще один тест, другой фирмы, и еще один, но результат оставался прежним. Мне 23 года, я учусь на последнем курсе медицинского, я не замужем, родители в разводе, с парнем я рассталась три недели назад и у меня залет. Вот она голая реальность, и тебе надо делать выбор. Готова – не готова уже не важно, раньше надо было думать, а теперь выбирать.
Вернуться к парню было вообще не вариантом, мы расстались, он почти год жил у меня дома на мои деньги, вернее на деньги моих родителей, на все мои просьбы-требования найти работу не реагировал, и вопрос расставания был тогда уже решен.
Поэтому выбор был между 2х вариантов: сделать аборт или стать одинокой матерью с ребенком. Все ждали, что я выберу. Все – это мама, подруги. К отцу я тогда пойти уже не могла, он развелся с матерью, строил свою новую жизнь, каждое его слово и взгляд в мой адрес было пропитано его обычным «ты не такая, ты не соответствуешь!». Не выучила английский или немецкий, не вышла замуж за иностранца, не бросила его, получив гражданство, не устроила свою жизнь, когда тебе столько дали. А самое главное: ты не мальчик!
Сколько таких рыдающих «немальчиков» я потом повидала на своих регрессах, у всех история примерно как моя. Рождается девочка, и она не мальчик. Не соответствует, некому передать фамилию, капитал (хорошо, если он есть, а если нет) и эта немальчик чувствует себя ненужной, а потом и старой игрушкой, выброшенной капризным ребенком. К отцу за советом я пойти не могла, а мама и подруги молча ждали, что же я решу.
Самое главное тогда – это ,что деньги на содержание ребенка были, был ресурс, я понимала, что мы его прокормим. «Его» — конечно же у меня родится мальчик! Я была в этом совершенно уверена, потому как отец практически с моего рождения мне это твердил – только мальчик!
Тогда я поняла, что я не могу на аборт. Не то, что я не могу убить своего ребенка, а именно так: я не могу пойти на аборт. Я не могу со своим телом сделать такое. И было принято решение рожать!
Тогда они заговорили: мама, подруги враз перестали молчать и стали говорить, как они ждали моего решения, что они меня поддержат, помогут, что я решила правильно. Тишина закончилась.
Пошла кровь. Было примерно 6-7 недель, когда после УЗИ влагалищным датчиком пошла кровь.
Я позвонила врачу, взяла направление на госпитализацию и легла в больницу. Я дочь врачей, медицина вперед всего. Там уколы прогестерона, но-шпы, таблетки пачками и УЗи раз в неделю. Отделение не для беременных, для этого срок еще слишком маленький, просто гинекология. Поток женщин, кто на аборт, кто с аборта, кто как и я «сохраняется». Меня начало тошнить. Как понервничаю – тошнит, спокойна – не тошнит. Такой вот токсикоз. Ушла из больницы с радостью, и с пачкой назначений, которых выполняла аккуратно, я же врачебный ребенок, врач сказал – значит принимай. Мама мне уколы ставила, подруга переехала ко мне помогать. Иногда приезжала бабушка из Москвы, а мы тогда жили в Питере. Помочь и поддержать. Помню бабуля перекормила мою собаку красной икрой, у той пошла пена изо рта – аллергия. Я схватила собаку в охапку и бежала с ней два квартала – это же моя любимая собака! Она болеет! Ее надо спасать. Бежала и думала: а смогу ли я когда-то полюбить ребенка так как я сейчас люблю свою собаку? Или хоть отдаленно? Собака выжила, получив укол супрастина и вечную пожизненную диету без красной икры. А у меня снова госпитализация: кровь, тонус.
На этот раз к отцу в больницу, на отделение для беременных. Отец тогда уже тоже знал, ему рассказала мама. Рад ли? Да нет, конечно. Он хотел еще своих детей рожать, а тут дедушка, в 44 года, какие еще внуки!
Снова таблетки, уколы, осмотры, акушерки, но на этот раз тихое отделение, все на сохранении, замечательно! Отец приходил навещать и как –то раз принес эклеры. У меня аппетит всегда был особенно не очень. Но эклер я съела, один. И потом еще один – невиданное для меня тогда дело!
«У тебя будет девочка!» сказал отец, наблюдая за исчезающими эклерами.
Выписали, и я снова в институт отрабатывать пропуски. Многие кафедры не требовали отработки всех занятий, а только сдачи зачетов. Многие, но не все. Гинекология отправила на повторный курс. Кабинет, заполненный другими беременными отработчицами, злая на всех гинекологиня с пеной у рта (как у моей собаки при аллергии), кругом муляжи и препараты пороков развития женских половых органов и детей. Тошнило.
Пришла зима и факультативы. В ожоговом отделении мне поставили зачет в первый день, как я там только дверь открыла. Увидели меня с животиком, еще совсем не большим: «зачет, иди отсюда!» А на факультатив по китайской медицине я ходила. Диагностика по пульсу, рефлекторные точки, на отделении тепло, диваны мягкие…
Подружились с преподом. Сидели, пили у нее чай и я спрашиваю : «А вроде вы говорили, что по пульсу можно определить пол ребенка? Определите мне?»
«А что ты с этим знанием потом сделаешь? На аборт пойдешь, если пол не тот?»
«Нет»
Она сидела напротив, мягкая, хрупкая женщина, трогала мне с задумчивым видом то одну руку, то другую . «Девочка.»
«Да ладно вам?! Не может быть, я точно знаю, это мальчик!» Забегая вперед, отмечу, что у меня со всеми детьми так: я уверена, что это мальчик, а рождается девочка.
«Приходи через месяц, перепроверим!»
Снова госпитализация, уколы. Диагноз цервикальная недостаточность. 20 недель, а шейка матки расходится и не держит. Последствия длительного приема но-шпы, как я узнала впоследствии. А пока операционная и швы на шейку. И лежать в больнице недели три.
Как-то раз, лежа на больничной койке, я , не засыпая «угуляла». Увидела луг, тропинку ,ведущую в лес, полянку в лесу… За шаг до полянки встречаю существо «полуволк-получеловек».
« Это Хорн, — говорит мне мозг, — страж». Смотрю внимательно в глубокие выжидающие что-то почти человеческие глаза Хорна. Он отходит в сторону, а я вхожу на полянку.
Предрассветный свет, в центре поляны костер горит, вокруг него сидят фигуры, мне тогда показалось, что все мужские. Старцы в капюшонах, при бородах. Некоторые смотрят на меня, некоторые не смотрят, но я знаю, что смотрят. Ухмыляются в свои бороды-усы, мне находится место у костра, сажусь, протягиваю руки к костру, пламя между руками, но не обжигает.
Тут наваливаются воспоминания: маленькая девочка, не очень давно научившаяся ходить.
Улыбка-солнышко, вся лучится , «мое золотце» звучит со всех сторон, так, как называла меня бабушка. Узнаю себя, маленькую. Луг, лес, тропинка, полянка родовая, костер. Тоже встретила Хорна «ой, собачка!», оббежала его и ломанулась играть в костре с огоньками мягкого, ласкового не обжигающего пламени. Вбежала в него вся.
«Натворит тут дел, — сказали старцы, — так нельзя» и выставили из костра, и потом и с полянки. А воспоминания стерли, чтобы не ходила до времени.
От касания пламени костра я все вспомнила.
Кивают. «Кажется, здесь полагается задавать вопросы, просить советы, но я и так все знаю».
«Все да не все, посмотри!»
Вижу себя в палате больница, надо мной огромная черная туча. Нет, это не туча, это осьминог, морская каракатица, тянет ко мне свои темные щупальца. К сердцу, плечам, к голове, в животу.
«Так это ж…»
«Да, это порча. А ты не заметила, потому что не хотела видеть всего, что тебе дано от рождения! Ты отказываешься от своего дара и вот!»
Да, действительно ,порча, от женщины, которая увела отца. Есть старая, и поверху новая, на меня и на ребенка. Я злюсь, на отца, который привлек ЭТО к нашей семье, но уже понимая, что это не он привлек ,а мои игнорируемые мною долгие годы способности, злюсь на нее – не тетку, которая делает порчу на моего нерожденного еще ребенка. И вижу, как от моей злости тьма каракатицы отступает. Я поднимаюсь над своим телом, над больницей, над Землей. Вижу светящиеся каналы, которые находятся у Земли. Один из них мне особенно знаком и близком, это проявленность религии, одной из современных. Обращаюсь туда, сдирая с себя , той маленькой внизу каракатицу, кидаю ее в канал и прошу вернуть все отправителю. Оттуда идет согласие.
Меня внизу накрывает свет, уже нет ни тьмы, ни каракатицы, поле целое, оболочки не повреждены.
Возвращаюсь к дедам на родовую полянку. «Да, можно и так, пока ты не поняла, как ты можешь делать это иначе». Я еще провожу там какое-то время, играю с родовым пламенем костра, прощаюсь и ухожу, не оглядываясь.
Выписываюсь, снова пью какие-то препараты пачками, сдаю анализы, хожу на УЗи. В институт уже не возвращаюсь, на последние полгода беру академ. Ем, сплю, гуляю по астралам. Несколько раз снова снимала с себя каракатицу и тем же способом отправляла ее отправителю. Однажды не уследила, не убрала вовремя каракатицу и собака попала под машину. Просто выбежала из подъезда и попала под волгу. Жива, но с переломами тазовых костей, у нее никогда не будет щенков, но она доживет потом почти до 16 лет. Я прокаталась с ней тогда всю ночь по ветеринаркам, у меня почти 8 месяцев, ребенок от моих переживаний толкается не переставая, а я не могу плакать. Просто не могу, все внутри сживается и не слезинки. На утро приехала мама из Москвы, от отчима, и я смогла поесть. Нам сказали, что собака выживет.
Шла весна, начиналось лето, шара. Мой старший ребенок – дочь лета, она не просто рождалась в самую жару. Она устроила в Питере, да и потом в Москве аномальную жару до и после своего рождения. Тогда уже и по УЗи подтвердили, что это девочка.
Мы как-то гуляли с мамой у озера и я спрашивала: «Мама, скажи, я что-то к ней когда-то начну чувствовать? Я не ощущаю к ней ни любви, ни антипатии. Когда-то будет что-то другое или так и останется?»
«Конечно будет, — сказала мама, — потом все сама поймешь!»
Родов я боялась. Я видела роды в родилке в институте: огромный холодный зал, гинекологическое кресло, страшная ,кричащая женщина, грязь, кровь, на нее орут, а она как –будто бы не слышит. Мама про свои роды говорила мало: «было больно, меня положили, я все схватки пролежала, потом ты родилась, но я ничего не помню».
Предстоящие роды меня ужасали. И я нашла курсы по подготовке к родам. Рядом с домом, самые лучшие курсы в Питере. Так у меня всегда – раз рядом, значит это мое. Там молодая женщина, психолог: «Роды это не больно, там нечему болеть совсем. Расслабляться так, и так…» Успокоенная, я поехала в роддом на Васильевском острове. С какой-то конкретной акушеркой я не договаривалась , «у нас тут все хорошие» сказали мне, и на этом я успокоилась. После курсов я вообще расслабилась и полностью полагалась на Бога, в мироздание, на течение жизни. Внутри я знала, что мне не нужны какие-то конкретные люди, чтобы родить. Пришло полное и абсолютное доверие.
Пришла самая жара, вокруг роддома каждый вечер разводили мосты, два роддома рядом была закрыты на проветривание. Приближалось 12 июля, праздник Петра и Павла. С вечера я начала ощущать сокращение живота. Боли не было, просто что-то напрягалось, потом расслаблялось. Прошло время, мы с другими девчонками, тоже в ожидании, погуляли во дворе, потом поднялись пешком по лестнице наверх. Сокращения в животе продолжались. Я подошла к заведующей, она тогда дежурила или просто задерживалась допоздна. Мы постояли, посмеялись и пошли смотреться. «Да, ты рожаешь. Роддом переполнен, я сейчас попробую позвонить в родилку, узнать, что там и как.» Прошло несколько минут. «Освободилась платная палата с частной акушеркой. Стоимость 5 тысяч, с послеродовым. Берешь?» Конечно, я согласилась.
Акушерка, рыжая, с конопушками: «Как часто у тебя болит?»
-У меня вообще не болит, просто живот сокращается.
-Ты вообще точно рожаешь? Да, и правда, рожаешь.
Роды без боли. Было ужасно жарко, очередная аномальная жара. Ночнушка мокрая, чтобы хоть как-то остудиться я сняла обувь и ходила босиком. Ходила, ходила, ходила. Потом начала продыхивать потуги, потому что ребенок еще не опустился. Я просто знала, что это так. Акушерка посматривала, наблюдала издали, но не вмешивалась. А я снова ходила и ходила…
В какой-то момент я снова «угуляла» и увидела себя в кругу светящихся фигур с золотыми крыльями. «Все хорошо, я не одна! Все будет хорошо!»
Мои первые роды – самые стихийные, самые интуитивные из всех троих. Ни во вторые роды, закончившиеся кесаревым, ни в третьи – домашние я не смогла так уйти в себя и отпустить контроль. Я была ветром, землей, жарой, стенами вокруг, все это сокращалось, мир сокращался, моя старшая дочь рождалась!
Ее ,кричащую, положили мне на живот. Боже! Этот запах, эти пяточки, ушки, макушка, брови…! Волны любви наполняли меня! Во мне разом включились все те самые материнские инстинкты, меня накрыло любовью. И я поняла то, о чем тогда говорила мама: «ты все сама поймешь!»
Продолжение следует…